Охотникам и рыбокам

Первые опыты

На первую свою охоту по кабану я попал случайно. Один из постоянных спутников отца по их кабаниадам, для которого в машине всегда было забронировано место, однажды психанул, видимо, из-за плохого настроения и отказался от участия, сказав при этом: «Пусть другие лужи охраняют». Столь обидные и несправедливые слова навсегда его вычеркнули из уважаемых отцом кабанятников.
В то время у меня даже не было специальной «охранной» экипировки и приличной фары для световых эффектов. Но, как известно, «с миру по нитке» — начинающему охотнику на амуницию. Самое трудно в нашем средне-азиатском климате было найти теплые вещи для ночной зрячей забастовки. Ватные штаны и валенки я раздобыл у своего дядьки. Тепло верхней части тела не должно было уходить благодаря овчинному полушубку,— у отца их было два. Предполагая, что поездки на охоту по кабану будут теперь для меня более-менее постоянными, приобрел китайский фонарик на три батарейки с увеличенной по сравнению с обычной отражающей свет лампочки поверхностью. Крепление к стволам ружья самое примитивное — в трех местах изолентой. Патроны по рекомендации отца заряжал самостоятельно, используя только пластмассовые гильзы и чуть увеличивая навеску пороха по сравнению с дробовыми.

Все советы и инструкции перед охотой о том, как вести себя или действовать в той или иной ситуации, не подкрепленные практическими знаниями, воспринимаются или как желание поучать, или оцениваются столь критически, что вызывают усмешку или недоверие; те же, кто уже не первый год охотится, понимают, что никогда не бывает лишним напоминание об этике и правилах поведения на охоте. Не зря же пилоты перед выполнением каждого рейса, независимо от опыта работы, зачитывают карту предполетной подготовки, а ведь владельцы оружия так же, как и лица, связанные с транспортной деятельностью, являются обладателями источника повышенной опасности для окружающих.
Дорога к месту постоянной охоты занимает от четырех до пяти часов. Узнав, что я еду на охоту впервые, наши спутники, найдя свободные уши, излагали для меня, часто со смехом и шутками, все свои познания, которые должны были быть мне полезными. Понять, что действительно пригодится из этого вороха сведений, было совершенно невозможно, но то, что эта охота «чуть» опаснее, чем по перу, я догадался. Наверное, поэтому практически во всех своих первых поездках, если это позволяла местность, я старался найти место повыше — вне досягаемости возмездия вепря. Вот и во время первой я расположился у воды, хотя и менее посещаемой, что было заметно по следам, но на высоте. Крутой берег, обвалившись, увлек за собой огромный ствол акации, вершина которой уперлась в воду, а корни, зажатые в валунах глины и песка, остались на двухметровой высоте.
Среди этих причудливо раскинувшихся корней, чуть подправив лопатой землю, я и устроился. Чутко прислушиваясь к любым шорохам, вздрагивая от всех звуков, вглядываясь в непросветную тьму, я продержался без сна около четырех часов. Но, обиженный долгим отсутствием луны, даже сам не заметил, как задремал. Очнулся вдруг и даже не понял отчего — до сих пор не знаю, но ведь просыпаются же оттого, что на них кто-то смотрит. Видно, что-то есть в людях, подсказывающее им, что они не одни и кто-то неожиданно появился рядом.
Да, я был не один. Послесонная заторможенность оценки объекта моего зрительного восприятия позволила сделать предварительный вывод: в 10— 15 метрах от меня собака, которая появилась, пока я дремал. Такому решению способствовало то, что свет одной четверти вышедшей луны был слабоват, а главное, что я никогда раньше не видел кабанов. В моем воображении они представлялись упитанными круглыми свиньями, дикими, щетинистыми не в меру, но соответствующими по форме домашним. А здесь перед глазами — поджарый кобель на довольно тонких высоких ножках, обнюхивая острой мордой оставленные мною следы, потихоньку продвигается к луже с водой. Безо всякой задней мысли я инстинктивно протянул руку к прислоненному к стволу дерева ружью, притом сделал это настолько неосторожно, что рукав полушубка, задев при движении за ватные штаны, произвел шум.
Собаки так не реагируют. Как будто кто-то этим незначительным шорохом ударил по голове животного: он резко пригнул голову, в это же мгновение сделал двухметровый скачок в сторону и обратил свой взор в моем направлении. Он смотрел исподлобья снизу вверх (вот так я впервые узнал, что поросята все-таки иногда смотрят наверх, правда, это дикий их вариант), ища глазами источник испуга, но наши глаза не успели встретиться. Поднимая к плечу ружье, я задел маленький комочек слипшегося песка, который, покатившись вниз в засидку, увлек за собой с шумом себе подобных. Молодой кабанчик не стал больше испытывать судьбу и узнавать, кто это там его приветствует, а ускакал с быстротою лошади, несущейся галопом. Вот и первые выводы, которые я для себя сделал: плохо спать на охоте; надо очень внимательно относиться к одежде и аккуратно, точно и бесшумно совершать движения руками; рядом с ружьем не должно быть посторонних предметов, которые могут создать микролавину песка в засидке.
Вообще-то грех жаловаться — уже на первой охоте удалось встретиться и почти познакомиться с кабаном, очень много значит на первых охотах воочию убедиться, что поездки небесполезны. Отсутствию же результата я должен быть «благодарен» более совершенному, чем у человека, вооружению кабанов: высочайшее чутье, слух и осторожность. Чаще в этом соперничестве побеждают «наши братья меньшие», так и должно быть, иначе охота превратилась бы в нудное обязательство по добыче мяса, а узнавать их мы смогли бы только по телевидению, на фотографиях или в зоопарках.
В одной из последующих охот мне пришлось спуститься с «небес» на землю и расположить свой скрадок совсем рядом с водой, удаление от нее было не больше 15 метров. Просто не было другого выбора, каждый из крутых берегов в этом месте отступал от ямы, посещаемой кабанами, метров на 30-40.
Была середина ноября, ночи стали длинными и холодными, но если сразу надеть всю теплую одежду, то замучают тепловые контрасты. С вечера еще довольно тепло, и сидение в засидке начинается в облегченном состоянии. По мере холодания приходится одеваться теплее и теплее. Вот и сегодня сначала надел второй свитер, потом лыжную шапочку пришлось заменить на шапку-ушанку, последним аккордом стало облачение в валенки и овчинный полушубок. После того как кончился горячий чай, согревать стали только мысли о предстоящем свидании с кабаном. Томительное ожидание в кромешной тьме наконец-то было вознаграждено. У противоположного от меня берега, где рос редкий камышок, раздалось довольно громкое поощрительное хрюканье, после которого я услышал частый семенящий топот по земле маленьких ножек. Ясное дело — семейство пришло на водопой.
Медленно, очень медленно беру в руки ружье, лежавшее от меня справа. По опыту прошлых охот это его положение я определил для себя как наиболее оптимальное, при условии, что шейка ложи не касается земли, а стволы направлены в сторону наиболее вероятного появления «противника». Встаю очень осторожно, помещаю приклад в плече и, включив нажатием ползунка на фонаре лампу, освещаю яму с водой. Шесть или семь полосатиков стояли у воды, склонившись, как над корытом, будто при кормлении в домашних условиях. Повел слева направо лучом фонаря, ища более достойную особь. В это время в камышах раздалось тревожно-требовательное хрюканье. Говорят, что свет несколько долей секунды может держать кабана застывшим (впоследствии я сам в этом убеждался неоднократно), но после произведенного взрослым кабаном сигнала опасности детишки как взбесились, бросившись врассыпную; и первый выстрел я произвел по убегавшей в сторону камыша паре поросят. Успел заметить, что промахнулся. Один из семерки летел прямо к засидке, ничего не видя вокруг, и чуть не свалил меня с ног. Другая пара «сумасшедших» за это время уже удалилась метров на 25 влево, и, хотя я успел им вдогонку отсалютовать выстрелом, он оказался лишь счастливым для молодой жизни фейерверком.
Наученный рассказами бывалых охотников об опасности встреч с представителями кабаньего царства, все это время я заряжал стволы только пулями. После этой охоты в чековом стволе всегда держу патрон с картечью, а в подсумке у меня теперь из десяти патронов только пять пулевых. Как знать, если бы я так раньше снаряжал ружье, может быть, украшением охотничьего стола стал бы запеченный в духовке и поданный с хреном к столу «матросик».
Вскоре со мной произошел приблизительно аналогичный случай, но в других погодных и местностных условиях.
Наиболее посещаемая кабанами лужа была расположена под стоявшими впритык берегами, между ними было не более десяти метров. Левый берег в этом месте был совершенно лыс, а правый, более высокий, покрыт зарослями камыша. И хотя на этот берег было забираться тяжелее, засидку я устроил именно там, проредив камыши и сделав в нем бойницы для обзора. Вот уж где было совершенно безопасно. Берег, на верху которого я расположился со всем возможным комфортом, нависал над ямой на высоте не менее трех метров. Такое расположение, по моему мнению, имело и другое преимущество — снизу кабанам тяжелее почувствовать и тем более увидеть охотника.
Почти полная луна сменила растаявшее в сумерках солнце. Постепенно, к моему удивлению, русло реки в полном безветрии начало затягиваться туманом. Незаметно небольшие кусочки, плывшие, как белые островки, цепляясь друг за друга, полностью скрыли дно реки, которое стало непроницаемым. Естественно, по закону падающего хлеба с маслом история предыдущего эпизода повторилась: невдалеке, где под берегом рос камыш, раздалось осторожно разрешающее похрюкиванье, затем топот многочисленных семенящих ног, завершившийся хлюпаньем в луже чувствующих себя в тумане в безопасности малышей.
Что было делать? Все, что находилось под метровым слоем тумана, было одето в шапку-невидимку. Но каково мне было слушать возню пьющих и принимающих ванну поросят. Я не выдержал. Опустил ружье, прицелив его на звуки, и выстрелил дуплетом. Наверное, для поросят это был гром средь туманного неба — занятая маленькими оккупантами территория была мгновенно освобождена.
Перезарядив ружье, я продолжал оставаться на своей возвышенности, подумывая о том, где мне лучше переспать эту туманную ночь; но сначала легкий, а затем все усиливающийся ветерок в несколько минут рассеял мои сомнения, угнав туман вниз по руслу. У обнаженной ямы в свете луны не было видно каких-либо изменений (ни один поросенок не ждал меня, лежа у воды). Только утром, исследовав следы, я сильно пожалел, что произвел наугад преждевременные выстрелы. К маленьким баловникам двигались на водопой две цепочки следов, каждый отпечаток был размером с кулак. Если бы хватило терпения дождаться ветра, смог бы встретить всю семью зряче и во всеоружии.
Не изменяя уже выработанной привычке, на одной из очередных охот засидку я опять устроил выше дна русла. Пожалуй, единственной особенностью ее дислокации было то, что она располагалась всего на 0,7—0,9 метра ниже, чем самая высокая точка береговой крутизны. Можно было скрадок устроить и на самой верхушке берега, но тогда естественно образованная складка местности, в которой я расположился, скрывала бы часть линии воды, посещаемую кабанами. К тому же весь берег в этом месте был покрыт непролазной колючкой, вырубать которую удовольствие маленькое.
Была осенняя теплая ночь, ничто не беспокоило освещенную лучами ночного солнца окружающую природу. Лишь иногда тихие порывы ветерка беспокоили меня, нападая сверху и сзади. Изредка шорох вездесущих мышей или всплеск мальков в воде заставляли вздрагивать и концентрировать зрительное внимание и направление источника звука. Где-то справа вдалеке заверещала вспугнутая кем-то сорока. Через некоторое время уже совсем недалеко чуть хрустнула сухая ветка.
Я насторожился, взял ружье в руки и сразу услышал сзади утробное дыхание огромного животного. Не скажу, что это приятно, когда у вас за спиной и выше, не более чем в метре, в затылок кто-то сопит. Вскоре к звукам добавился тяжелый, гнилостный запах незнакомца. Какие только мысли у меня не проносились в голове! Когда точно неизвестно, что за субъект рядом издает такой смрад, фантазия может угодливо подсказать любые его очертания. За те мгновения, в течение которых я врос в стену берега, успел мысленно перебрать всех крупных хищников Ашхабадского зоопарка, которые «специально» к моему появлению на охоте «сбежали» оттуда. Видно, страх тоже имеет запах: услышав или почуяв меня, зверюга прорычал, именно прорычал что-то с серьезной угрозой и растворился в береговых зарослях.
Утром я не поленился и, забравшись наверх с лопатой, расчистив проход в колючке, обнаружил набитую тропу, которая через 25 метров заканчивалась у обрывистого берега, откуда кабаны, спрыгнув, заходили к охраняемой мною в ту ночь воде. Кстати, каждый из следов, оставленных этой ночью верхним посетителем, был около 10 сантиметров в диаметре.
С самым крупным за всю историю моих охот экземпляром вепря мне пришлось встретиться, когда я еще был начинающим кабанятником. При предварительной рекогносцировке обнаружил, что около небольшой лужицы уже кто-то караулил кабанчика, по внешним признакам прошло не более недели. Поправил лопатой засидку, обновил искусственное заграждение свежей растительностью и ушел отдыхать до вечера. Такое устройство скрадка предпочтительней: если кабаны приходят (а подтверждение тому — многочисленность свежих следов), то они меньше обращают внимания на попадавшиеся им ранее на глаза сооружения, чем на вновь возникшие.
Поспав, поужинав, обсудив возможные проблемы ночной охоты, мы с отцом пошли к своим скрадкам: он влево по руслу, я вправо. Двигался, не спеша, по правой стороне высохшей речки (загруженный теплой одеждой рюкзак не способствует быстрому перемещению). Увидев засидку, пересек наискосок русло и расположился на ночевку.
Больше всего следов было натоптано слева от лужи, поэтому свое ночное бдение я ориентировал так, чтобы в основной сектор обстрела помещалась именно эта часть воды. Был ветер, который всю ночь шевелил листьями и поддерживал постоянный звуковой фон.
Есть и преимущества и недостатки у такой ветреной погоды. При ней отключается одно из самых сильных свойств кабана — острый слух, в это время в засидке можно находиться «вольно». Более смело есть бутерброды, пить кофе или чай из фляжки и шевелить уставшими находиться в одном положении руками и ногами. Но шелест деревьев, кустарника и камыша мешает и охотнику. Если небо безлунное или, того хуже, закрыто облаками, то ночное бдение превращается в пытку: зрение становится бесполезным, услышать шорохи кабана заранее, а значит, и подготовиться к выстрелу невозможно. Остается тогда надеяться, что кабан громко проявит себя у лужи: тогда можно услышать, как он с шумом втягивает воду или хлюпает грязью при перестановке ног. Как часто всплеск мальков превращался в моей голове в образ кабана, наступившего в лужу! И тогда я освещал источник звука, чаще бесполезно.
Но сегодняшние условия не были столь немилосердны. Полная луна вышла пообщаться с небом уже через час после захода солнца. Под легкий монотонный шум листвы я все-таки задремал (была третья ночь охоты). Нет, это был не сон, а полусонное состояние готового к действиям организма. Сзади, справа (черт, как всегда справа) раздались выстрелы... звуки протараниваемой чьим-то тяжелым телом растительности, они продолжались несколько долей секунды, и из стены камыша вывалилась огромная туша кабана. За время, когда был слышен шум раздираемого камыша, очнувшись, я успел, схватив ружье, встать на ноги и повернуть голову вправо, одновременно наблюдая за дальнейшими действиями возмутителя дремоты. Секач пока находился вне обстрела. Я стоял таким образом, что, максимально возможно направив ружье вправо, мог только ждать, когда бредущий кабан сам совместится с линией прицела; любые мои движения для занятия более удобной позиции, издав шум, спугнут великана. Он шел уверенно, тяжело передвигая обутыми в копыта ногами. Десять метров, восемь, пять... и он попадет в крайнюю правую точку возможного выстрела. Я весь задрожал от азарта, кровь, сдобренная адреналином, заставляла сердце биться стремительнее: промах невозможен, цель будет не дальше 18 метров.
Но!.. Но!.. Но!.. Кабан встал как вкопанный, будто натолкнулся на непроницаемую стену, и в ту же секунду, не раздумывая, развернувшись, в два прыжка скрылся в зарослях. За его тяжелой грациозной быстротой не успела поспеть даже моя мысль, не говоря уже о руках и теле.
Причину столь обидного разочарования удалось разглядеть утром: спокойные следы прервались, натолкнувшись на цепочку моих, двигавшихся к засидке. С тех пор я стараюсь проходить посередине русла так, чтобы, максимально близко подойдя к луже с водой, свернуть потом под углом 90 градусов, идя в направлении к засидке.
И все-таки судьба была благосклонна ко мне в этот вечер и позволила сделать выстрел по цели.
Не успев даже как следует насладиться волшебным исчезновением кабана и обидеться на его превосходство надо мной, я продолжал ночное бдение. Вдруг слева в двухстах метрах по руслу увидел не спеша идущее стадо из 15—20 особей. Они не двигались целеустремленно, брели, останавливались, смещались без видимых причин влево и вправо. Изредка кто-либо из них останавливался и, склонившись, выкапывал из земли сладкий корешок. Лишне говорить, что ружье уже было взято наизготовку, а мне оставалось только дождаться их приближения. Но против был ветер. Видно, кабаны почуяли запах человека, наиболее ненавистный для них, вечно преследуемых, который, к сожалению, сносился ветром в их сторону. Идущий впереди секач насторожился и без панических действий стал смещаться влево по руслу, изменив характер движения стада. Там невысокий берег позволял без усилий скрыться в зарослях.
До ближайшего ко мне кабанчика было около 100 метров, понимая, что этой ночью возможности больше не представится, я, выцелив его, выстрелил. В ярком свете луны было видно, как он подпрыгнул, видимо, пуля пролетела совсем рядом, возможно, даже под ним, и вместе с остальными собратьями мгновенно исчез за пределы видимости.
Мне привелось сегодня рассказать о нескольких случаях в общем-то не неудачной, но нерезультативной охоты. Казалось бы, зачем эта бесполезная трата времени, денег? Меньше общаешься с семьей. Что же это такое, охота? Чем она для меня является? Подарком, который я делаю себе.